ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ День начался как обычно и не предвещал ничего выдающегося. Я занесла письма на почту, заглянула в кондитерскую и, показав пропуск вахтеру, поднялась к себе на лифте. До появления начальника оставалось еще минут двадцать. Сменив сапоги на туфли, я причесалась, поправила макияж и приоткрыла окно - прохладный воздух приятно погладил разгоряченные с мороза щеки. Папка "В печать" топорщилась от бумаг - будет чем сегодня заняться. Легким движением расправила сзади платье и уселась во вращающееся кресло с подголовником. Для секретаря-машинистки удобное положение тела во время работы - залог успеха. Хочешь-не хочешь, а будешь держать правильную осанку - печатная машинка здорово дисциплинирует. Мое кресло с зеленой плюшевой обивкой очень приятно осязается, особенно, когда ты в чулках. Сегодня утром я как раз надела ажурные капроновые чулки на новом шелковом поясе. Металлические застежки еще непривычно холодили бедра, я даже слегка помассировала их пальцами, расправляя подол платья. Скинув под столом туфли, я взяла первое предназначенное для печати письмо и заправила в машинку три чистых бланка, переложенных копировальной бумагой. Запищал зуммер телефона - передавали телефонограмму; кто-то заглянул в дверь - спрашивал главного инженера; по местной связи назначили время оперативного совещания в тресте - завертелся мой рабочий день. Первым в приемной появился главный механик - принес печатать приказ по управлению. Сделал мне комплимент: понравилось, мол, мое платье, хорошо сидит. Еще бы! Одеваясь на работу, я никак не могла подобрать бюстгальтер под новое платье. Все не подходили по цвету, просвечивали. В конце концов решила ограничиться комбинацией. По дороге из дома от более близкого контакта с плотной подкладкой шубы грудь напряглась, и соски теперь вызывающе торчали вперед, натягивая ткань. Начальник прошествовал в свой кабинет важно, даже не обратив на меня внимания, лишь слегка кивнул. Я традиционно одарила его ослепительной улыбкой. Через несколько минут он сообщил по селектору, что ожидается делегация заказчиков и попросил приготовить кофе. Когда я с подносом в руках вошла в кабинет, представители фирмы были уже там. "Наверное, шведы", - возникло предположение, вероятно, по ассоциации с рыжим цветом шевелюр двух коренастых мужчин. Они прервали беседу и повернулись ко мне: "Гутен морген, фрекен". В подобных случаях я, как правило, оставляю кофейные принадлежности на журнальном столике в углу кабинета и ухожу. На этот раз шеф жестом дал понять мне, что сервиз надо расставить перед посетителями и, видимо, разлить кофе по чашкам. "Должно быть, очень выгодный контракт предложили", - сообразила я. Честно говоря, услуги подобного рода мне давались нелегко, не хватало элегантности, на курсы стюардесс меня не посылали. К тому же, шведы сидели крайне неудобно, стол был завален графиками и чертежами, приходилось тянуться с чашками и кофейником через головы. Поэтому вполне объяснимо, что я случайно попала одному из них кончиком левой груди в ухо. Мужчина не подал вида, что заметил мою неуклюжесть, а я, не в пример ему, страшно смутилась, лицо вспыхнуло, как новогодняя елка. Резким движением отворачивая от него корпус в другую сторону, я влепила свою правую грудь прямо в лицо сидящего рядом коллеги. Это окончательно повергло меня в полное замешательство. Надо признаться, что грудь у меня очень возбудимая часть тела и в нормальных условиях приносит мне массу удовольствия. Пытаясь сохранить равновесие, я все же поставила, а точнее выпустила из рук чашки с блюдцами на стол, но одновременно с этим моя грудь глубоко забилась в рот шведа, пытавшегося в этот момент что-то сказать. От неожиданности он сомкнул зубы, вызвав мой непроизвольный вскрик. Отпрянув от него, я застряла ногами lefds кресел и плюхнулась на колени другого. Первый же, видя, что девушка падает, как джентльмен, заглаживая неловкость, хотел поддержать меня за плечи, но невзначай дернул бант платья. Опрокидываясь назад, я зацепилась краем платья за подлокотник кресла, плиссированные гофры веером взметнулись вверх. Одним словом, я оказалась сидящей на коленях шведа в твидовом костюме; платье мое собралось на животе, бретельки комбинации соскочили с плеч, и соски, словно глазки, любопытно выглядывали из ажурных кружев, пенившихся под ГРУДЬЮ. Джентльмен, столь изящно превративший меня из строгой секретарши в аппетитную шоколадку с отогнутой оберткой и фольгой, вскочив с места, оказался между моих растопыренных ног. От слишком большого количества маленьких случайностей, происшедших со мной за какие-то несколько секунд, а, может быть, от эмоционального перенапряжения во мне что-то надломилось, и я, обмякнув, упала обнаженной спиной на грудь мужчины, находившегося подо мной. Взгляд мой с каждой минутой затуманивался, но все же от моего внимания не ускользнул тот факт, что элемент брюк стоящего передо мной джентльмена, выглядывающий из-под толстого свитера, как-то неестественно оттопырился и шевелится. Не могу сказать точно, может быть, это колебался воздух. А все, что происходило после, я, вообще, воспринимала только на осязательном уровне. Зрительные образы проникали в мое сознание словно сквозь дымчатую пелену. Кто-то взял меня за плечи и осторожно поставил на ноги. Колени мои подкашивались, и я присела на краешек стола. Потом я ощутила нежное прикосновение к груди, словно ветерок, унимающий пыл в ее воспаленных глубинах. Так же осторожно меня положили спиной на стол, я слышала шорох сминаемых чертежей, ни с чем не сравнимое трение грубых листов бумаги по обнаженной коже. Перламутровая заколка в моих волосах стукнулась о другой край стола и, раскрывшись, позволила волосам рассыпаться локонами по его полированной поверхности. Что-то медленно сползло с моих бедер и, проскользив с легким посвистыванием по капрону ног, вовсе перестало ощущаться. Казалось, что мне не хватает воздуха, дышалось с трудом, я облизывала языком густо покрытые помадой губы. Тело мое тоже, казалось, испытывало неутолимую жажду, особенно в области лона. На губах появилась приятная тяжесть, оформляющаяся в продолговатый гладкий предмет, непринужденно проскользнувший к небу. Любопытство подтолкнуло меня обвить его языком и пробежаться по всей поверхности. Ответом было волнующее трепетание. Волосики на моем лоне будто бы колыхались под слабыми весенними дуновениями. Складки нежной кожи неприметно глазу перемещались друг относительно друга и, как листья розы, покрывались росой. Из школьных воспоминаний всплыл учебный фильм по ботанике, живописующий раскрытие бутона цветка: медленно раздвигающиеся лепестки, проникающий сквозь них наружу пестик. Зрительные образы, возникающие в моем пылающем мозгу, приблизительно так воссоздавали происходящее на внутренней поверхности бедер. На рыльце моего пестика сел мохнатый шмель и, перебирая лапками по его стволу, погрузил хоботок, впитывая нектар. На мгновение я сама ощутила себя этим шмелем, и нектар, да, именно нектар оказался у меня во рту. Он изливался из божественного пестика под ласками хоботка, которым сейчас был мой язык. Секундой позже я осознала себя розой под лапками шмеля, отдающей свои соки, сладость опустошения охватила все мое существо, в каждую мою клеточку пришла божественная истома, и тут же, словно что-то изверглось из меня, оковы разрушились, и тело стало невесомым. Оно перемещалось над поверхностью стола, прикосновения запечатлевались то на плечах, то на талии и бедрах, иногда под коленями, а иногда под левой или правой грудью. В последнем случае их, по-моему, брали в руки и, слегка поглаживая, сжимали. Наконец, я поняла, что лежу уже не на спине, а на животе, причем не на самом столе и даже не на чертежах, а на чем-то ank|xnl и ворсистом, охватывая это "что-то" руками и ногами, впрочем, под коленями шуршала все та же бумага. Одежда моя так же была собрана на талии, груди расплющились под весом моего тела на колючем ворсе, правую щеку покалывала щетина. На этом весьма неустойчивом основании я была закреплена посредством якоря, проникавшего в меня на четверть метра в области бедер. Присутствие его в моем теле придавало необъяснимую уверенность и удовлетворение, он слабо пульсировал во мне и, казалось, подпитывал энергией. Но положение мое в пространстве, видимо, было недостаточно закрепленным, я испытывала необходимость еще хотя бы одного якоря. И он не заставил долго себя ждать. Нагрузка передалась на плоскости моих ягодиц, вздыбила их вверх, слегка приоткрыв скважину, расположенную над первой вбитой в меня сваей. Вторая свая входила в меня с трудом, хотя проходчики и нанесли на ее острие присадку, снижающую трение. Однажды я в качестве стенографистки сопровождала начальника на совещание, проходившее на строительстве плотины. Там я видела нечто подобное: как присадка использовался глиноземный раствор, закачиваемый в скважину перед проходкой. "Вторая входящая в меня толчками свая несет на себе мою губную помаду", - отдавалось в висках, а язык облизывал сухие трескающиеся губы. Не могу сказать, что асинхронное движение двух свай мне не нравилось, но чувство чрезмерного пресыщения распирало меня, как сжатый воздух. Понемногу зрение возвращалось. На сетчатке глаз прорисовалось: "24 февраля, среда, 1993 год". Все ясно: я лежу носом на настольном календаре шефа. С трудом приподняв лицо, увидела и сразу узнала ткань его брюк в мелкую полоску. Из ее складок что-то вынырнуло, уже большое и напрягшееся и, не дав опомниться, оказалось в моем, раскрытом от удивления, рту. Ощущение, будто в меня нагнетают сжатый воздух, причем во все отверстия сразу, стало невыносимым, вдобавок я почувствовала одновременное наполнение моих внутренностей плотной массой. Так бетонируют полости тремя виброхоботами сразу, еще подключились глубинные вибраторы, и затряслась от удовольствия и познания неизведанного в дьявольской пляске тихо постанывая от сладкой боли. Очнулась я оттого, что кто-то легонько тряс меня за плечо. Я подняла ошалелые глаза и осмотрелась кругом. Я спала на своем рабочем месте, передо мной лежал раскрытый учебник по технологии строительного производства, платье соскользнуло с левого плеча, а правая рука застыла на клавишах "Ятрани". "Засиделись, голубушка", - уборщица, увидев, что я проснулась, вошла в кабинет начальника и включила свет. Пока я приходила в себя (на улице уже почему-то темно?), переобувалась и собиралась, добрая женщина с пылесосом заканчивала уборку. Приоткрыв дверь, я хотела с ней попрощаться. Она обернулась, достала из кармана халата заколку для волос. - Не Ваша ли, голубушка? Под столом нашла... - Нет, спасибо. До свидания, - я в ужасе захлопнула дверь и опрометью бросилась прочь. Уже в лифте, подтягивая чулки, я поняла, что на мне отсутствуют трусики. ------------------------------- for more visit http://ivanfuckov.narod.ru